Михаил Булгаков

В один прекрасный майский день на горизонте перед Багровым Островом возник дымок корабля и  вскоре  на  рейде бросил якорь фрегат. Капитан  Гаттерас  по  приказу  лорда Гленарвана прибыл сюда на разведку. Ванты и реи корабля были  усеяны матросами, с любопытством  вглядывавшимися  в  берег.  Их  взорам  открылась следующая картина: на спокойных водах колыхалась целая флотилия с иголочки  новеньких,  видимо,  только что построенных, каноэ. Над  этой  легкой флотилией  возвышался  какой-то  неизвестный, неведомо откуда взявшийся, баркас. В то же время разъяснилась и загадка  радиограмм.  Из изумрудной  зелени  тропического  леса вздымалась вверх антенна примитивно сделанного радиоприемника.

— Тысяча  чертей,   —  вскричал  капитан,  —  эти  болваны соорудили здесь какую-то кривую мельницу!

Матросы захохотали  и наперебой стали отпускать шуточки по поводу этого нескладного детища эфиопской творческой мысли.

От  корабля   отвалила   шлюпка  и  доставила  капитана  с несколькими матросами на берег.

Первое, что  бросилось  в  глаза отважным мореплавателям и произвело  на  них  сильное  впечатление, это то,  что  повсюду виднелись огромные  массы эфиопов. Остров, казалось, кишел ими. При  том  не только взрослые, но и  огромные  толпы  подростков окружали капитана.  У  самого  берега  расположились с удочками целые  гирлянды  упитанных   эфиопских  малышей,  непринужденно болтавших в воде своими толстыми ножками.

— Черт меня побери, — вне  себя  от  изумления  воскликнул капитан, —  но похоже на то, чума капитально  пошла им впрок! А эти  карапузы  выглядят  так,  словно  их  каждый  день  кормят геркулесовой кашей! Ну хорошо, посмотрим дальше…

Далее их весьма поразил старый баркас, стоявший у берега в бухте. Опытному моряку  достаточно  было одного лишь взгляда на это суденышко, чтобы убедиться в  том,  что  баркас строился на одной из европейских верфей.

— Это мне не  нравится, — процедил Гаттерас сквозь зубы, — если только они не украли  где-нибудь  эту  дырявую калошу, то, значит, какая-то  каналья  во  время  карантина  тайно посещала остров  и  сумела установить  связи  с  этими  обезьянами.  Ох, сдается  мне,  что   баркас  не  иначе,  как  германский!  —  И обернувшись  к  эфиопам, громко спросил: — Эй, вы,  краснокожие черти! Где это вы сперли вон ту посудину?

Эфиопы  ответили  лукавыми  ухмылками, показывая при  этом свои белые, как  жемчуг, зубы. Но  беседовать на эту  тему  они явно не желали.

— Что, вы  не  хотите  отвечать?  —  капитан нахмурился. — Ладно, сейчас я сделаю вас более разговорчивыми.

С этими словами он решительно  направился  к  баркасу,  но эфиопы решительно преградили ему и матросам путь.

— Прочь с  дороги! — прорычал капитан, привычным движением хватаясь за задний карман, отягощенный увесистым кольтом.

Но эфиопы и не думали уступать. В мгновение ока Гаттерас и его матросы были зажаты в плотной  толпе.  Шея  капитана  густо побагровела. И тут  как  раз он заметил в  толпе  одного из тех мавров, что столь дерзко сбежали в свое время из каменоломни.

— Смотрите-ка, старый знакомый! —  воскликнул  Гаттерас. — Ага, теперь знаю, что  здесь  подстрекатели. А ну, иди-ка сюда, грязная образина!

Но грязная образина даже не шевельнулась в ответ, а только нагло прокричала:

— Моя не пойдет!

Взбешенный капитан Гаттерас с проклятиями озирался  вокруг и его  фиолетовая,  налившаяся  кровью  шея составляла красивый контраст с белыми полями пробкового тропического шлема. В руках многих эфиопов  он  увидел  теперь  ружья,  весьма напоминавшие карабины германского образца, а один  из  мавров  был  вооружен похищенным у лорда Гленарвана парабеллумом.

Лица  матросов,   обычно  столь  лихих  и  дерзких,  сразу побледнели.  Капитан  бросил отчаянный  взгляд  на  черно-синее небо, а затем  на  рейд, где  вдали  покачивался на волнах  его фрегат. Оставшиеся  на  борту матросы спокойно прохаживались по палубе  и  явно  не  подозревали о грозной  опасности,  которой подвергался их капитан.

Гаттерас сделал над собой невероятное усилие и взял себя в руки. Шея  его  постепенно  вновь  приобрела  нормальный цвет — угроза апоплексического удара на сей раз миновала.

— Пропустите меня  обратно на мой корабль, — необыкновенно вежливо попросил он охрипшим голосом.

Эфиопы  расступились,   и   капитан   Гаттерас  со  своими матросами ретировались на корабль. Через час с рейда послышался грохот цепей поднимаемого якоря,  а  еще через час на горизонте залитого солнцем  моря  было  видно  только  маленькое  облачко стремительно удалявшегося дыма.

Потрясенный пережитым, бравый капитан всю обратную  дорогу без просыпу пил горькую. На подходе к европейскому побережью он с пьяных  глаз посадил  свой фрегат на мель, за  что и был снят суровым лордом с  командования  кораблем и разжалован в рядовые канониры.